Этюды из истории Франции
Как англичане украли «Короля Артура»
В этюде о Жане Безземельном и Парижском мире 1258 г. мы рассказали, как закончился спор между двумя монархами-французами: королем Франции и его вассалом — королем Англии. Но закончился тот диспут не безусловно. Уже во второй трети следующего века он разгорелся вновь: под новыми предлогами английский король разжег войну, куда более страшную и разорительную, чем скоротечные столкновения предшествующего века.
Враг теперь выглядел и действовал по-иному. Лишившись французских фьефов, за сто лет островной изоляции в варварском окружении англо-французские феодалы варваризовались, обангличанились. Их среду разбавили элементы местного происхождения, поскольку приток кадров из метрополии прекратился: французские экюйé предпочитали идти на королевскую службу за фьеф-ренту, или вновь искать счастья на Востоке, чем служить английскому потентату, который теперь и de facto стал иноземцем.
Изменился язык господствующих английских классов. Местные примитивные наречия за триста лет доминирования на острове французского языка превратились в новый язык, известный нам как английский. На этом языке плебса заговорили и нобили. Тем не менее, они долго, до конца Столетней войны, когда были окончательно изолированы на острове, не забывали и французского языка: во время своих мародерских набегов английские короли, командиры и капитаны общались с французами без переводчика. Письма англичанам Жанна д’Арк диктовала по-французски, прекрасно зная, что враги ее поймут.
Со стороны англичан война приобрела новые черты: к уже привычным чертам феодальных конфликтов, вроде разграбления и разорения округов и городов, добавилась новая, этническая: агрессоры полностью истребляли или изгоняли население захваченных городов (Кан, Кале, etc.) и заменяли его на привезенных из-за Ла-Манша абитанов[1].
Основой войска английского короля теперь служила пехота из аборигенов, которых во времена Жана Безземельного презирали нормандско-французские рыцари острова. Валлийские, в основном, лучники и англосаксонские кутилье (гнусный сброд[2] с баграми) неожиданно решили несколько, прославленных затем английскими кликушами, сражений, откуда и родился в среде публики и даже части историков миф о непобедимости английских лучников и списании в архив рыцарской конницы. Dans le vrai те победы были результатом стечения целого ряда факторов, в первую очередь — ордера англичан в заранее подготовленных укреплениях или в таборе («Битва селедок»).
Но вспомним 18 июня 1429 г., когда при Патэ около двухсот французских рыцарей Жанны д'Арк и коннетабля де Ришмона при поддержке небольшого отряда пехоты атаковали и уничтожили английскую пятитысячную армию. Враги были застигнуты врасплох, и не успели окопаться. В итоге смятые французами английские рыцари в панике бежали, бросив пехоту (преимущественно лучников) на растерзание французским шевалье. Половина врагов была истреблена и пленена, включая Тальбота, командовавшего незадачливыми агрессорами. Эта битва развеяла миф о непобедимости английских лучников, вернула примат тяжелой кавалерии и продолжила начатую под Орлеаном череду английских поражений, продлившуюся до фактического завершения войны. И подобных побед было немало, но английская пропаганда об этом молчит. Апропо, это тема отдельного этюда. В контексте стоило напомнить, как пример всепроникающей и всезасоряющей неутомимой английской пропаганды.
_________________
[1] Habitant — обитатель, поселенец.
[2] Фруассар приписывает им наиболее мерзкие непотребства, пусть совершавшиеся re vera по приказу их бесчестного короля (среди прочего «забывшего» расплатиться с кредиторами за войну), и активном участии «добрых рыцарей» — таких же мародеров, но факт особой жестокости английской charogne остается.
Победа при Патэ (Эрнест Герэн, 1921 г.)
После войны, когда побежденные и культурно выродившиеся[1] английские нобили варились (а точнее рубились, вспоминая «Розовые войны» и прочие их мортальные жосты[2]) в собственном соку, культурную нищету они по-прежнему возмещали из французских памятников. Компенсирующими факторами за военные поражения и культурную отсталость стали ничем не обоснованный напускной этноснобизм и культурная псевдоавтаркия, когда природа заимствований замалчивалась, и все перепетые на острове чужие сюжеты выдавались за оригинальные автохтонные.
Порождение таких процессов обозначают как «краденая культура», или вторичная. Яркими ее примерами служат сочинения английских голых королей (в создании которых англичане признанные мастера), вроде шекспировых виршей или контаминированных, в имманентном смысле[3], подражаний французскому эпосу о «короле Артуре».
Созданный во Франции в XII в. великим куртуазным поэтом Кретьеном де Труа, давшем «артурову миру» всех известных нам героев и все сюжеты, включая «Сказку о Граале»[4], был детально разработан в следующих двух веках поэтическими, а затем прозаическими прозелитами великолепного пиита, разбухнув до литературной «вселенной», циклизованной и сведенной в многотомное собрание — «Вульгату» (букв. популярную, не путать с одноименной версией Библии)[5].
В XV в. сжатую версию «Вульгаты» впервые перевел на тогдашний английский, скудным рюстикитным[6] языком, некий Томас Малори (Мелори в совр. звучании). «Вульгату» он зовет в тексте Французской книгой, постоянно напоминая, что черпал все знания из нее. То есть, он сам не замышлял украсть французский памятник, и выдать его за английское автохтонное сочинение (это сделают его нечистоплотные прозелиты в последующие века). Напротив, Мелори просто гордился приобщением к куда более высокой культуре, и постоянно упоминал «Вульгату» поскольку всё французское на острове пользовалось априорным авторитетом.
Мелори не добавил ничего нового, и тем более ценного, а лишь перепел сублимат французской «Вульгаты», но теперь, пять столетий спустя, лишь специалисты знают истинное положение вещей, а наивный охлос полагает, что «Артура» породила некая «английская рыцарская культура», — которая никогда даже не существовала, — и якобы Мелори ее отец и автор «Артурианы».
Помимо прочего, чудовищность ситуации подчеркивает факт, что Артур из героя антианглийского эпоса о героической неравной борьбе кельтов-бриттов с англосаксонскими варварами, сочиненного кельтскими бардами в утешение современникам, у английских пропагандистов превратился в один из символов англо-американской культуры!
Апропо, это сильно облегчилось позицией французских творцов «Артурианы», начиная с Кретьена де Труа, которые ни словом не обмолвились об инвазии варваров и коллапсе бриттского мира[7]. Для них бретонские contes были лишь источником вдохновения и «базой данных» имен, предметов (далеко не всех, многие придуманы Кретьеном, вкл. Ланселота и Грааль) и фантастической топонимики, на основе которых они создавали свой универсальный куртуазный рыцарский мир, не имеющий привязки к реальной географии. Потому англичане, перенимая французскую «Артуриану», а затем обангличанивая ее путем примитивизации с дальнейшим забвением оригиналов, даже не подозревали, что возвели себе в кумиры врага, который уничтожал их диких предков по 960 штук на дню[8]. И лишь в XX в., когда французские филологи-медиевисты стали публиковать на современном французском литературные тексты куртуазного периода, когда Г. Коэн извлек на свет Р. Васа, а Э. Фараль опубликовал «истории» Ненния и Гальфрида, тогда только до островитян дошло, в каком двусмысленном положении они оказались.
И здесь адепты культурной псевдоавтаркии решили проблему в чисто английском стиле: сделали вид, что ее не существует. Пусть прототип Артура был кельтом и непримиримым врагом англичан, обитал-то он в Британии, значит может рассматриваться как элемент английской (!) культуры. Это очень по англо-американски — что-то безжалостно уничтожить, а затем сделать из этого псевдокультурный символ, как из Понтиака или чероки, и начать кричать об этом на всех углах.
Более того, поскольку «Романы великого Кретьена де Труа были столь знамениты, что «Эрек», «Ивен» и «Персиваль» вернулись в кельтский эпос (валлийские мабиноги), обогатив устную традицию новыми героями, сюжетами и коллизиями»[9], то находились «исследователи», посмевшие утверждать, что никакого антианглийского Артура-бойца не было, как и французских источников (!), а безобидные фантастические легенды бретонского эпоса английские переписчики перепели напрямую. Однако здесь пришлось бы постоянно отрицать весь массив «бретонских» литературных памятников на латинском и французском языках, а также пресловутого Мелори, признававшего в тексте, что переписывает Французскую книгу («Вульгату»). В такое поверить мог только самый реликтовый грибуль[10]. A fortiori это не объясняло происхождение массы прочих, не попавших в мабиноги, Кретьеновских и Вульгатовских сюжетов, включая прозаическую финальную «Смерть Артура», написанную на старофранцузском еще в XIII в. Куда проще, не отрицая очевидное, просто предать его забвению.
Таковы методы агрессивной английской пропаганды, где продукт «краденой культуры» поднимают на щит, а его реальные, куда более ценные предтечи, предаются забвению, и известны лишь избранным. Так же обстоит дело с крадеными шекспировыми сюжетами, которые английский король графоманов лишь испортил своим ужасным языком и нездоровой мортальной фантазией. Таков механизм действия английской культурной псевдоавтаркии в их навязчивой саморекламе.
И поныне англо-американская псевдокультурная пропаганда зиждется на принципе унижения других, куда более высоких культур, и беспричинном восхвалении, путем бесконечных осанн и од, своих сомнительных культурных достижений, которые, на поверку, даже не свои.
_______________
[1] Потерявшие связь с французской культурой, периферией которой были в предыдущие века.
[2] Мортальные — смертельные, от фр. mort, mortale; joste, jouste (старофранц.) — рыцарский поединок.
[3] Испорченных.
[4] Роман о Персевале — единственный роман Кретьена, содержащий в названии слово conte (сказка): Perceval, ou le Conte du Graal. Этим автор намекал, что придуманный им сюжет с волшебным кубком не боле чем сказка. Но именно этот роман, претерпев метаморфоз сакрализации, стал наиболее популярным среди всех тем артурова цикла.
[5] Подробно и популярно о нативном «артуровом цикле», от Гальфрида и Васа до Труа и Вульгаты см.: П. Легран. Бретонские романы, или Кто придумал короля Артура. 2024.
[6] Sur rustique, rusticité — деревенский, грубый, примитивный.
[7] Даже в финальном романе «Смерть Артура» Готье Мапа (XIII в.) и его рецепциях, нашествие варваров заменено на вторжение римлян.
[8] Ненний. История бриттов. § 56.
[9] Легран П. op. cit. С. 54.
[10] Gribouille — Грибуль (совр. Грибуй), персонаж сказок, простофиля, деревенский дурачок, который прячется от дождя в реке.
© Pierre Legrand | Пьер Легран, 2024
Читать в PDF