Многие слышали о революции в Японии, больше известной, как «реставрация Мэйдзи». Но в чем ее подлинные ее причины? Почему сёгунат Токугава, 260 лет (со времен Иэясу) державший власть в своих руках, так быстро и почти без борьбы сдал свои позиции? И что руководило его противниками? Ищите ответы в этом очерке.  

​

 

     Разберемся в причинах, в первую очередь – экономических, и определим, насколько революция оправдала возложенные на нее ожидания разных сословий. Ныне в среде части историков, и любителей, вошло в привычку искать только политические причины. Что в корне неверно. Ибо человека в первую очередь волнует удовлетворение личных нужд (ab initio банальное утоление голода), а потом уже политические факторы. И политические вопросы его волнуют не как самоцель, а как путь к удовлетворению личных потребностей. В корне всех революций всегда лежат экономические причины. С этим ныне согласны все серьезные исторические школы – не только марксисты или анналисты, но и позитивисты и прочие (в т. ч. англосаксонские – наиболее далекие от диалектики) историки.   

Можно смело утверждать (с этим постулатом солидарны все крупные исследователи вопроса, от Манфреда и Матьеза до Кропоткина и Ламартина), что Великая французская революция была «революцией хлеба». Это выражалась как в борьбе непосредственных производителей – крестьян – за право личной собственности на землю (взамен условного держания – цензивы), так и в буквальной борьбе за хлеб парижского плебса, оказывавшего влияние на ход революции.

​

     С таким же основанием реставрацию Мэйдзи можно назвать «революцией риса». Конечно, роль в ней непосредственных производителей была куда меньшей. И если французские крестьяне добились своей цели – земли в полной собственности еще в 1793 году[1], и этих права у них остались даже после реставрации монархии, то японским крестьянам мэйдзийская революция не дала ровным счетом ничего: все токугавские земли были распроданы по ценам, неподъемным для сословия но[2], и оказались в руках торгово-финансовой городской буржуазии, пустившей эти земли в аренду на кабальных условиях. Более того, экономическое положение крестьян даже ухудшилось, по сравнению с периодом бакумацу – к высокой арендной плате, сменившей феодальный оброк в пользу клана и бакуфу, прибавились налоги центральной власти – буржуазно-самурайского государства[3]. Землю в собственность крестьянское сословие Японии получило лишь после второй мировой войны[4]. Тем не менее, крестьянство, надеявшееся на улучшение своего положения, сыграло свою роль в крушении сёгуната[5].

  

       К середине XIX века экономическая ситуация резко ухудшилась. Тому были как внутренние причины, так и внешние.

     К внутренним следует отнести развитие товарно-денежных отношений, при сохранявшемся натуральном хозяйстве, и снижение уровня жизни крестьян. В зимний период сотни тысяч крестьян шли на заработки в города, ибо из-за огромных натуральных налогов – нэнгу (до половины и более кокудака), не могли обеспечить себе даже минимальный уровень жизни. Столь тяжелые налоги включали в себя как подать клану, на земле которого работал крестьянин, так и отчисления бакуфу. Они составляли половину и более урожая. Зачастую чиновники, составлявшие земельный реестр, преднамеренно завышали размер урожая, получаемый с участка, чтобы еще более увеличить налог.    

        Тем временем, к концу сёгуната рост производства риса остановился. Были исчерпаны все резервы пригодных земель и интенсификации их обработки. В течение полутра столетий, с начала XVIII в. до реставрации Мэйдзи, валовой сбор риса и территория освоенных земель оставались неизменными (соответственно 25–30 млн коку и 3 млн тё).

        Наряду с этим прогрессировало обезземеливание крестьян. Под прессом непосильных налогов крестьяне влезали в долги ростовщикам и, не имея возможности расплатиться, лишались своей земли. Поскольку официально продажа земли была запрещена, осуществлялся так называемый заклад земли (сити ирэ). При неуплате долга заложенный участок де-факто переходил в руки заимодавца. В результате крестьянин лишался либо всего участка, либо его части, что вело к увеличению числа малоземельных хозяйств. 

​

     По данным деревни Симокосака, района Осака, виден значительный рост процента мелких участков. Число дворов, собиравших менее 5 коку, увеличилось с 15% в 1607 г, до 62% в 1841[6]. Напомню, что коку риса (~ 150 кг) считался годовым прожиточным минимумом на одного человека. После уплаты налогов у семьи из 3 – 6 человек оставалось не более двух коку. И в таком положении находилось почти две трети деревни. Причем в одном из самых благополучных районов страны. В других положение было еще хуже.

  

     Удручающе выглядела демография: по данным переписи населения 1721 г. Оно насчитывало (без неучтенных эта, хинин и айну) 26,06 млн. чел., а по данным переписи 1846 – 26,9 млн. За 125 лет население практически не выросло! Деревенское население даже сокращалось, в связи с вынужденным оттоком крестьян в города. По тем же данным деревни Симокосака, в 1607 г. было 33 двора, в 1730 – 58, в 1841 сократилось до 46, и в 1871 – до 33[7]. То есть вернулось к положению начала XVI в.

      

     В итоге наблюдалось заметное падение уровня жизни, не только крестьян (второго по градации сословия Японии), но и самураев (первого сословия). Многие даймё (главы самурайских кланов) уже не могли содержать многочисленных самураев, и те становились ронинами – самураями без клана и дохода. Многие из них подавались в разбойники, по примеру европейских «странствующих рыцарей». Иные осваивали профессии других сословий – учителей, врачей, даже торговцев. А ведь последние считались самым низшим сословием, стоящим после ремесленников.

 

     Как раз сословие сё (в первую очередь финансовая буржуазия – ростовщики), в условиях развивающихся капиталистических отношений, быстро увеличивало свое экономическое влияние. Причинами чего были рост торговых связей внутри страны, развитие мануфактуры, повышение роли капитала – и бедствующие крестьяне, и сводящие концы с концами самураи, и ронины ищущие новое занятие, и ремесленники стремившиеся расширить своё производство – все обращались к ростовщикам. Купцы также росли в экономическом плане. После навязанных Японии, в 1858 году, неравноправных международных договоров[8], «приоткрывших» страну, активизировалась внешняя торговля. Страну наводнили дешевые зарубежные ткани машинного производства, почти убившие местную текстильную промышленность.

  

     Возник большой спрос на экспортные товары: чай, медь, фарфор, шелк-сырец. Но прибыли от торговли шли только иностранным купцам и немногочисленным, быстро «поднявшимся» торговым домам Японии. В первую очередь, из княжеств Сацума, Тёсю и Мито. Именно эти области, наиболее тесно связанные с внешней торговлей и стали центрами сопротивления сёгунату – тобаку. Именно там в большей мере оценили преимущества западных технологий и западной экономической системы. И, вместе с тем, яснее других видели опасность порабощения западными державами. Именно там родилась идеология дзёи – «изгнание варваров».

​

     Но застывшие веками порядки сёгуната препятствовали нововведениям. Получилось так, что власть отвечала интересам лишь немногих фудай-дайме (представителей кланов, поддержавших в свое время Иэясу – родоначальника сёгуната). Причем, не всех – многие из них, ставшие сторонниками дзёи, склонялись на сторону реформаторов, объединявшихся вокруг нового императора.

​

     Всем остальным сёгунат оказался помехой. Крестьянам он оставался слишком тяжелой дополнительной налоговой ношей. Самураев нищавшее натуральное хозяйство уже не способно было прокормить, а кодекс бусидо, наравне с конфуцианской философией, остававшийся без изменений в течение 250 лет основой идеологии бакуфу, не позволял им заниматься чем-либо, кроме службы господину. К тому же, их первоначальное предназначение – война, уже не подходила под старые правила. Появилось нарезное огнестрельное оружие, паровые корабли и иностранные советники.

­­­­­­­­­­­

И лоялисты, и сёгунат создавали современные боевые части западного образца. Причем они состояли уже не из одних самураев. Монополию буси нарушили отряды кихэйтай, составленные, наравне с самураями, из крестьян и городского плебса[9]. Буржуазию не устраивала невозможность получить высокий общественный статус и соответствующие права. Ремесленники были недовольны тем, что сёгунат не может защитить их от иностранной конкуренции. Таким образом, бакуфу полностью себя изжил, превратившись в помеху для всех сословий.   

​

     Сама реставрация Мэйдзи, оказалась половинчатой буржуазной революцией. Она не оправдала ожидания многих сословий и групп населения. О крестьянстве мы уже говорили. Интеллигенция, несмотря на некоторую демократизацию политической жизни (принятие конституции, образование партий etc) не получила влияния. Промышленная буржуазия только нарождалась[10].

 

     Революция, проведенная в интересах крупной финансовой буржуазии, и руками самураев, привела к созданию финансово-милитаристского капитализма дзайбацу и военных. Именно эти особенности реставрации Мэйдзи определили дальнейший путь исторического развития Японии вплоть до окончания Второй мировой войны: крайне агрессивная, почти германская, внешняя политика, развитие отраслей тяжелой промышленности, напрямую связанных с военным производством, при отставании многих других секторов экономики и реликтовом сельском хозяйстве, основанном на выжимании крестьян-арендаторов.

  

     Тем не менее, реставрация стала несомненным шагом вперед в историческом развитии, позволившим Японии избежать участи других азиатских стран, попавших в колониальную зависимость от европейских держав. Что при сёгунате, отвечавшем задачам, решенным еще объединителем страны Хидэёси[11] в XVI веке, было совершенно невозможно. «Короче говоря, реставрация Мэйдзи должна была начать с того, чем кончил Хидэёси»[12].

​

_____________________

 

[1] Декрет Конвента 3 июня 1793 – распродажа «национального достояния» мелкими участками с рассрочкой на 10 лет; декрет 10 июня о равном разделе общинных земель; декрет 17 июля: полная отмена всех феодальных прав и повинностей – цензивы стали частной собственностью.  

[2] Общество периода Эдо делилось на четыре сословия: си (самураи), но (крестьяне), ко (ремесленники), сё (торговцы).

[3] Новый налог собирался не от оценочной стоимости урожая (кокудака), как прежде, а от цены земли. По закону 1873 года это было 3%, с 1876 – 2,5%. Номинально, этот налог должны были платить только землевладельцы. На деле, все ложилось на плечи арендаторов – землевладельцы включали сумму налога в арендную плату, и без того немалую. В результате крестьянин выплачивал 70% стоимости своего урожая. Подробно смотрите: Хани Горо. История японского народа, глава 6. & Г. Норман. Становление современной Японии, глава 4.

[4] Аграрные законы октября 1946, по которым любой арендатор мог выкупить участок до 3 тё по лояльной цене. К 1949 г. доля площади арендуемой земли сократилась с 45,9% до 9,9%.

[5] Во второй половине XVIII в. происходило в среднем по 15 крестьянских восстаний в год. В 1933 – 30, 1866 – 40 восстаний. (Хани Горо. История японского народа, М. 1957, с. 75

[6] Хорио Хидэити, Мэйдзи исин-но сякай кодзо (Социальная структура периода преобразований Мэйдзи), Токио, 1954, с. 156.

[7] Ibid.

[8] Отмены пришлось добиваться более полувека. Равноправные договоры с США, Герм. и Рос. были подписаны в 1889 г. но не были ратифицированы из-за унизительной статьи о смешанных (с участием иностранцев) судах. Договоры 1894–96 отменили консульскую юрисдикцию и право экстерриториальности, но сохранили таможенное неравенство. И только в 1911 г. окончательно был достигнут таможенный суверенитет Японии.

[9] См.: Хани Горо. Указ соч. с. 88 – 89.

[10] причем весьма своеобразным способом: правительство из бюджета финансировало строительство промышленных предприятий и за бесценок продавало их частному капиталу. Но и такая цена была под силу только дзайбацу, что способствовало росту монополий.

[11] Подробней о копировании токугавским сёгунатом положений Хидэёси смотрите в нашей работе «Тоётоми Хидэёси». Site de Pierre Legrand, 2012.

[12] Норман Г. Становление современной Японии, М. 1952, с. 121.

​

​

© Pierre Legrand | Пьер Легран, 2024

​​​​​