Уверенные заблуждения Мэхэна

 

        А. Мэхэн до сих пор остается одним из необходимых авторов для исследователей военно-морской истории, а для любителей –  едва ли не единственным доступным специалистом, чьи труды переведены на русский язык, более ста лет назад.

       Следуя принятой практике – приоритету переводных изданий (если таковые имеются) над оригинальными текстами, я занялся изучением его «Влияния морской силы на историю…» в старорежимном переводе. И почти сразу вниманием завладел эпизод, показавшейся несколько неправдоподобным, сомнительным. Речь шла об «инциденте Сюлли», или «споре о спуске флага». Именно спуске – подробности и уточнения infra.

   

       Мэхэн приводит, по его мнению, слова Ришельё об этом инциденте, и далее следует большой абзац – якобы цитата кардинала. Суть ее сводится к следующему: герцог Сюлли, министр короля Анри IV, сел на французский корабль в Кале. К нему тут же подошел английский бот (!) и потребовал спустить перед ним флаг[1], якобы в силу английского обычая, почитающего английского короля как «властелина морей». После отказа, бот обстрелял французское судно и Сюлли приказал спустить флаг. В завершение цитаты Мэхэн добавляет от себя ремарку, оценивая описанное как «акт наглости»[2].

​

________________________________

 

[1] Здесь грубая ошибка, связанная с трудностями или недобросовестностью перевода (которых мы еще не раз коснемся): в действительности флаг лишь приспускали, в знак приветствия (то же, что приподнять шляпу при встрече на суше) – практика, сохранившаяся, местами, до наших дней. Причем делали это обоюдно. Именно очередность такого «салюта» служила предметом спора в отдельных случаях. Полный же спуск флага в море применялся лишь в знак капитуляции во время боя.

[2] См.: Мэхэн А. Влияние морской силы на историю 1660–1786. Спб., 1896. с. 68.

​

Не составленное завещание кардинала

       Надо признаться, достоверность подобного акта наглости сразу вызвала сомнения. Из контекста понятно, что речь идет о (sic!) посольстве герцога Сюлли в Англию в 1603 г., по случаю кончины Елизаветы и восшествия на престол Якова I. Ибо это был единственный случай, когда Сюлли садился на корабль (не считая обратного пути), и именно в Кале.  Проверив мемуары Ришельё, на данный момент полностью опубликованные[1], не нашел в них никаких упоминаний об инциденте. Ни в записях касающихся 1603 г., ни в более поздних. И это при том, что имя Сюлли в данном  промежутке упоминается очень часто. 

​

   Немного покопавшись в библиографии великого кардинала, вспомнил про самый спорный его труд: «Политическое завещание». Написанное, возможно, в последние годы жизни Ришельё, впервые издано в Амстердаме гугенотом А. Дебордом в 1688 г. – в год начала Орлеанской войны, известной также как Война Аугсбургской лиги. Время, место и личность издателя уже вызывают вопросы: гугенот, после эдикта Фонтенбло 1685 г., отменившего Нантский эдикт, издает посмертный труд одного из убежденных врагов   протестантизма – Ришельё, лишившего еще в 1629 г. «Эдиктом о милости»[2] протестантов почти всех ранее выторгованных прав и привилегий; делает это в стране (возглавляемой злейшим врагом Франции и Луи XIV – Вильгельмом Оранским), вступающей с Францией в войну. Плюс, непонятно как и почему именно к Деборду попали рукописи труда. Если на первый и последний вопросы, ответом косвенно может служить предприимчивость кальвинистов, считающих высшей добродетелью накопление богатства любыми путями[3], то прочие вопросы остаются без убедительных ответов. 

​

       Современные событию историки, в первую очередь – авторитетный Обри, тут же поставили под сомнение подлинность «Завещания». Обри обратил внимание на целый ряд спорных моментов: сухое исполнение, доктринерское содержание, чрезвычайную, для столь высокопоставленного лица, сосредоточенность на мелких деталях и проблемах, несоответствие литературного стиля трудам Ришельё. Наконец, всех удивила подпись, скопированная (sic!) с другого документа Ришельё, подлинность которого не вызывала сомнений.

Позже за прояснение вопроса взялся Вольтер, тоже убежденный в подложности «Политического завещания». К ранее выдвинутым претензиям он добавил новые: отсутствие деталей, хорошо известных a posteriori кардиналу, высокомерное заглавие – ведь документ посвящен и адресован, ни много ни мало, королю. Плюс множество слов и фраз, вызывающих недоумение (к этому мы вернемся в контексте непосредственной нашей проблемы), вроде pauvre prince, звучащее как оскорбление монарха[4]. Трудно представить, что Ришельё мог быть столь фамильярен с патроном, равно как и поучать зрелого суверена, словно юношу – в тексте полно мест, которые можно расценить только как назидания.  

​

       Сторонники подлинности «Завещания» пытались найти различные объяснения спорным моментам, но их аргументы выглядели бледно, и не убедили философа. Напротив, он все больше уверялся в подложности документа. В письме издателям «Всеобщей библиотеки романов» 15 августа 1755 г. он пишет: «…так же смешно, как считать кардинала Ришельё автором так называемого “Политического завещания”, которое почти каждой своей строкой оскорбляет истину и разум»[5].

​

       Многие современные историки склоняются к версии о подлинности «Завещания» в принципе[6], с оговорками по многочисленным  спорным местам, проблема которых так и не решена, подразумевая наличие апокрифических вставок, что более чем вероятно, учитывая долгий – почти 50 лет – и так и не выясненный путь документа из архива кардинала в голландскую типографию, плюс обилие подложных «завещаний» известных деятелей того времени: Кольбера, Лувуа, д’Артаньяна, etc, массово издававшихся в указанный период.

 

________________________ 

 

[1] Mémoires du cardinal de Richelieu / Publ. M. de Courcel, Paris, 1908–1931. 10 vol.

[2] Принят в ответ на поддержанный Англией мятеж гугенотов, закончившийся взятием Ля-Рошели королевскими войсками; участником событий был сам Ришельё.  

[3] Первый тираж «Политического завещания» разошелся мгновенно. В течение года оно было четырежды переиздано, а за 50 лет выдержало более полутора десятков изданий.

[4] Pauvre – бедный, нищий.

[5] Вольтер. Эстетика. М., 1974. с. 337–338.

[6] «Подлинность», понимается как написание «Политического завещания» по концепции Ришельё его секретарями и помощниками. Лично написанных кардиналом строк в труде не имеется, как и подписей Ришельё.

​​​

Апокриф, оскорбляющий истину и разум

 

       Прояснив этот момент, вернемся к случаю, принятому Мэхэном за цитату Ришельё. Для чистоты эксперимента возьмем самое раннее издание  «Политического завещания». В главе «О величии короля», находим место, пересказанное Мэхэном: Сюлли «cел на французский корабль с флагом на главной мачте»[1], появился некий ramberger англичан и последовало их нелепое требование; отказ и «три выстрела, пробив корабль, пронзили сердца добрых французов»[2]. В целом de tripode dictum. Если «пронзенные сердца» – аллегория афронта, якобы полученного послом и его спутниками, то «пробитый корабль» можно понять лишь буквально. В таком случае неясно, что именно ему пробили – паруса или корпус. Пробить борт корабля ядрами вообще было делом нелегким. Большинство кораблей того времени  погибали в бою, сожженные собственными экипажами, во избежание захвата врагом. Автор, точно указывая число выпущенных по кораблю ядер, не представляет, что же они пробили. Создается впечатление, что ему подобные тонкости неизвестны, чего нельзя сказать о кардинале, лично руководившем осадой Ля-Рошели, и не раз наблюдавшем воздействие артиллерии на корабли. ­­­­­Не говоря уже о том, что нападение на посла во все времена служило casus belli.

   

       Место с описанием «инцидента Сюлли» – одна из упомянутых апокрифических вставок, природу которой мы выясним по ходу исследования. Возникает вопрос: что же послужило почвой для пересказанного Мэхэном анекдота «от Ришельё»? Чтобы прояснить ситуацию, следует  найти иной источник, описывающий данное событие.   

  

       Поиск начнем с деталей. Среди прочего смущает термин, обозначавший английское судно: ramberger. Следует отметить, что подобное слово нигде больше не  встречается (почему? – об этом vide infra). Поэтому многочисленным переводчикам ничего не оставалось, как додумывать самим: ramе – по-французски значит, среди прочего, «весло», berge – берег, причем не морской, а речной или берег канала, наконец, berger – может означать пастуха или пастушью собаку, образно – того, кто сторожит, охраняет. В итоге класс упомянутого английского шипа определили как прибрежное весельное сторожевое судно. Отсюда и «бот» Мэхэна, или «баркас» в русском переводе «Завещания»[3]. Как бы то ни было, речь идет о совсем небольшом судне. Чтобы представить его, достаточно вспомнить «ботик Петра I». На подобном вряд ли уместится одна пушка. Не говоря уже о трех. И подобная лодка угрожает атаковать большой корабль (свита посла насчитывала двести человек)! Нелепость ситуации подчеркивает факт, что подобной лодке вообще было бы проблематично догрести от Дувра до внешнего рейда Кале, a fortiori крейсировать там, поджидая посла. Ришельё, создавший военный флот Франции и вникавший во все тонкости морского дела, никогда бы не написал подобного абсурда.

​

       Этим ramberger оказались озадачены не только иностранцы, но и  французские авторы. Лякур-Гайе в «Военно-морском флоте Франции», называет его ramberge, и дает такое определение, ссылаясь на «Гидрографию» отца Фурнье: «Корабль от ста двадцати до двухсот тонн, парусно-весельный, предназначенный для охраны крупных судов, таких как паташ»[4]. Следует заметить, что паташ – небольшой двухмачтовый корабль, близкий к шхуне, исполнявший разведывательные и охранные функции, – сам был менее 200 тонн. И если паташ, по словам кюре, казался крупным для ramberge, следовательно, Фурнье преувеличил размеры последнего, и на самом деле он был значительно меньше. В том же месте Лякур-Гайе упоминает еще rambège – английское речное (!) судно. Все эти попытки автора идентифицировать и описать загадочный ramberger, говорят о том, что для него это тайна. И, помимо воли, он  приходит к тому же абсурдному выводу, что и иностранные переводчики – речь идет о маленькой гребной посудине, напавшей на большой корабль. Это действительно оскорбляет истину и разум, не говоря уже о кардинале, которому приписывают такую нелепицу.

​

       Но если «Гидрография» – труд больше о навигации и флоте в целом, чем о судостроении, а «Военно-морской флот Франции» писался каких-то сто лет назад, когда интересующие нас события казались такими же давними, как и сейчас, и многие детали ускользнули от внимания автора, то что скажут документы, написанные современниками Ришельё? Они напомнят нам про roberge. В акте о постройке корабля от 7 апреля 1576 г. нормандский арматор Гийом Тюваш из Шампани оценивает «roberge в восемьдесят тонн, или около». Длина по килю – 45 футов (14 метров), осадка – 11, на корме и носу имел пушки. Мачты со стакселем и латинским парусом[5]. Это уже парусное мореходное судно.

​

       26 марта 1580 г. арматор Г. Л’Эрик снаряжает roberge для плавания к берегам Сьерра-Леоне и «островам Перу»[6]. Для судна он заказывает «у Шарля Павьё, купца из Руана, две пушки – бронзовую и чугунную»[7]. Это согласуется с данными Тюваша, о том, что артиллерия устанавливалась только на носу и корме – нет смысла ставить по бортам разнотипные пушки. Резюмируя, roberge – небольшое океанское судно с минимумом артиллерии, использовавшееся для коммерческих рейсов. Именно небольшое – до 100 тонн, поскольку тот же Л'Эрик, упоминая о кораблях «Эсперанс» в 120 тонн, и «Жак» в 250, уже не называет их roberge, хотя и назначает для тех же самых рейсов в Африку и Вест-Индию[8].

 

___________________________

​

[1] Testament politique d'Armand du Plessis, cardinal duc de Richelieu. P. II. Amsterdam, 1688. p. 118.

[2] Ibid.    

[3] См.: де Ришельё А. Политическое завещание, или Принципы управления государством. М., 2008. с. 264. Перевод осуществлен с одного из поздних французских изданий XVIII в. Отсюда и дополненное название. На французском: Maximes d'etat, ou Testament politique d'armand du Plessis, cardinal duc de Richelieu. Paris, 1764.

[4] Lacour-Gayet G. La marine militaire de la France. t. I. P., 1911. p. 2.

[5] Documents relatifs à la Marine Normande / Publ. C. et P. Bréard. Rouen, 1889. p. 2–4.

[6] Так называли острова Вест-Индии, откуда шли в Европу галеоны с перуанским  золотом и серебром.

[7] Documents relatifs a la Marine Normande. p. 153.

[8] Ibid.

​

Свидетельство очевидца

 

 

       Итак, мы выяснили строение, вооружение и размер roberge. В отличие от ramberger из, якобы, «Завещания», roberge встречается, помимо купеческих актов, еще в одном интересующем нас манускрипте – мемуарах герцога де Сюлли[1]. Того самого, «обстрелянного баркасом в “Завещании” Ришельё». Для решения нашего вопроса свидетельства непосредственного участника «инцидента», записанные много раньше «Завещания», наиболее ценны. Прежде чем к ним перейти, следует сказать пару слов о самих мемуарах и их особенностях. Они, подобно мемуарам Ришельё и других деятелей того периода, не являются мемуарами в современном смысле. Хронологическое собрание писем, актов и прочих документов автора, сопровожденных комментариями его секретарей и помощников; в данном случае, как правило, от второго лица. Мемуары весьма объемные. И немалая их часть посвящена интересующему нас посольству в Англию 1603 г., известному как «посольство маркиза де Рони», поскольку титул герцога де Сюлли он получил позже.

​

       Очень подробно описаны все события, связанные с этим путешествием. И, разумеется, не забыт путь в Англию. Оказывается, из Кале Сюлли вышел… на английском корабле! «В этом месте сьёр де Вик[2] (имевший зуб на англичан из-за пиратства), вице-адмирал Франции, и представители Англии и Соединенных провинций, предлагали услуги от имени своих хозяев – каждый из них умолял быть удостоенным принять вас на своих кораблях, сослужив вам в переходе [через пролив]; по различным соображениям вы выбрали английские»[3]. Различные соображения, надо полагать, касались английских пиратов, особенно расплодившихся при почившей королеве, раздававшей им дворянские титулы. О них упоминается в начале цитаты.

​

       «Вы вышли в открытое море на больших roberges, и ясно видели, как подходит сьёр де Вик с флагом на главной мачте его корабля»[4]. Англичане, перевозившие посла, заявили ему, что «этим нанесено оскорбление не только их королю, но и королю Франции, которого вы представляете»[5].

​

       Возникает вопрос: в чем мог заключаться афронт сразу двум монархам? Уж точно не в отсутствии у де Вика пиетета к английскому монарху. Здесь страдало только самолюбие последнего, а не французского короля. Единственным объяснением может служить траур по почившей королеве (этот момент мы еще проясним) – в таком случае сами англичане шли с приспущенными флагами, и ждали того же от сопровождавшего их корабля. Сюлли, не желая срывать миссию, передал некие сигналы де Вику. Что сделал последний, из текста неясно.

Выше мы привели выдержки из avant-propos к главе о начале миссии  маркиза де Рони (отсюда и повествование во втором лице). Строки были  написаны в процессе создания мемуаров, в 1625–1630 гг. Теперь обратимся к письму, отправленному маркизом королю через пять дней после перехода, 20 июня 1603 г.: «я расскажу Вашему Величеству частный случай, произошедший в моей поездке. Я сел в Кале в воскресенье 15 июня, в шесть часов утра, на английские roberges[6], встреченный с превеликой любезностью <…>. И вдруг, вопреки процедуре, появляется сьёр де Вик со своим флагом на главной мачте, не уведомив меня и не проявив никакого уважения памяти. Они [англичане] пришли ко мне и сказали, что явились дабы я распорядился оказать уважение этому странному, на мой истинно французский взгляд, пункту англичан»[7].

​

       Слова об «уважении памяти» не оставляют сомнений, что речь идет о приспущенном флаге в знак траура, как мы и писали выше. А странным он показался маркизу только потому, что в то время лишь англичане придерживались подобного ритуала. Боясь быть непонятым королем за свои последующие действия, де Рони далее пишет «они нацелили всю их батарею, числом пятьдесят [пушек], на корабль де Вика»[8].

​

       Выше де Рони писал, что вышел из Кале на roberges, а как мы уже выяснили, это были совсем небольшие корабли с двумя пушками. Даже если принять во внимание, что маркиз говорит о большом roberge, и допустить, что, как сухопутный человек, он мог назвать робержем любой транспортный корабль, вряд ли тот мог иметь 50 пушек, ибо таким количеством в те времена могли похвастать только очень крупные военные корабли, которые Сюлли вряд ли бы назвал roberges. Пьер Марбу, бывший секретарь Филиппа Дюплесси-Морне, современник событий, весьма въедливо критиковавший мемуары Сюлли, также утверждает, что на английском судне не могло быть  батареи пушек[9]. Очевидно, де Рони сильно преувеличил  огневую мощь английского корабля, желая подчеркнуть затруднительность положения: «Я не мог изыскать другого средства в столь внезапном неудобстве, как многократно передать сигнал, которым они высказали, через мои команды, что де Вик имеет поднятый флаг <…> чтобы он mettroit[10] bas [букв.: вывесил ниже]»[11]. Поскольку де Вик не спешил скорбеть по королеве и игнорировал сигнал, или делал вид, что не замечает его, де Рони «распорядился произвольно выстрелить»[12]. Причем не следует думать, что французский посол приказал обстрелять французский корабль. Привлекающий выстрел был привычным элементом судовой сигнализации: «чтобы привлечь внимание к сигналу, его подъем сопровождается одним или, возможно, двумя пушечными выстрелами»[13].  Опять же из контекста не ясно, выполнил де Вик команду де Рони, или нет. Маркиз сообщает королю лишь, что «сьёр де Вик очень оскорбился»[14].

       Далее маркиз переходит к описанию прибытия в Дувр и прочих подробностей путешествия, уделяя им куда больше места, чем «инциденту», из чего следует, что упомянутая маркизом акциденция не явилась для него чем-то экстраординарным, как и не могла надолго привлечь внимание короля. В умышленном сглаживании углов, из особого расположения к англичанам, маркиза заподозрить трудно, поскольку в том же письме он дает им весьма объективную характеристику: «переменчивые и непоследовательные, как волны океана <…> со странными фантазиями и желаниями, уверенные в своей непогрешимости <…> какие-либо возражения или  трудности делают их несдержанными»[15]. Марбу также не ставит под сомнение описание маркизом эпизода, кроме вышеприведенной ремарки с батареей roberge.    

 

[1] Duc de Sully. Mémoires des sages et royales Œconomies d'Estat // Nouvelle collection des mémoires pour servir à l'histoire de France / Publ. Michaud et Poujoulat. t. II. P., 1837.

[2] Доминик де Вик, виконт, вице-адмирал, соратник Анри IV. Комендант Кале в 1602–1603 гг.

[3] Duc de Sully. op. cit. t. I. p. 443.

[4] Ibid.

[5] Ibid.

[6] Маркиз подразумевает всю свою свиту разместившуюся на нескольких кораблях.

[7] Duc de Sully. op. cit. t. I. p. 446.

[8] Ibid.

[9] Marbault. Remarques sur Les Mémoires des sages et royales Œconomies d'Estat. p. 64 // Nouvelle collection des mémoires pour servir à l'histoire de France / Publ. Michaud et Poujoulat. t. III. P., 1837.  

[10] Caduc; = mettront.

[11] Duc de Sully. op. cit. t. I. p. 446.

[12] Ibid.

[13] Танстолл Б. Морская война в век паруса. М., 2005. с. 30.

[14] Duc de Sully. op. cit. t. I. p. 446.

[15] Ibid. p. 445–446.

​​

Ramberger, корабль и человек

 

 

            Подведем предварительный итог, и сравним два описания одной и той же ситуации. Сюлли, по его свидетельству, вышел из Кале на английских кораблях, приспустить флаг англичане просили французский корабль де Вика, шедший в сопровождении, причиной претензии являлся траур по королеве, а не абсурдное «владычество морем», выстрелы были сигнальными, и ничего не пронзали. Некоторая уступчивость Сюлли диктовалась дипломатическими соображениями: он не хотел сорвать миссию в самом начале[1]. Поведение де Вика диктовалось, помимо галльской гордости, объективной неприязнью к англичанам (в том числе и по причине их  пиратства). Приспустил ли он флаг доподлинно не известно, но даже если и сделал это, то выполняя распоряжение Сюлли, а не англичан. В целом вырисовывается казус, если и выставляющий англичан приверженцами странных фантазий, то уж точно не унижающий национальной гордости французов.

​

            А в описании эпизода, приписываемого Ришельё, получается совершенно вопиющая ситуация, которая в реальности могла привести лишь к войне. К тому же, у англичан в то время не могло быть оснований к подобной наглости. Их положение на море и в колониях являлось весьма шатким. Первая американская колония англичан на о. Роанок, основанная в 1585 г. оказалась отрезанной от метрополии испанцами, даже несмотря на фиаско Непобедимой Армады. Лишь в 1590 г. смогли организовать повторную экспедицию, но к тому времени колония полностью вымерла[2]. Еще меньше церемонились голландцы: в 1623 г. на одном из Молуккских островов – Амбойне, они разрушили английское поселение и перебили всех его жителей[3].

​

            Вопрос о курице и яйце не возникает: Сюлли написал первое письмо сразу за событием, мемуары подготовил в период 1625–1630 гг. Полный вариант в двух томах был издан в 1662 г., переиздан в 1663г. и 1664 гг. in folio[4]. Более того, Авенель в комментариях к «Письмам…» Ришельё упоминает, что первое издание мемуаров Сюлли, доведенное до событий 1606 г. включительно, напечатано в 1638 г. в Париже[5]. «Завещание» появилось лишь в 1688 г. Следовательно, описание в нем инцидента вторично и умышленно извращено. Причем использованы все те элементы, что приведены в достоверной версии, но в гротескно-искаженном виде: Сюлли пересадили на корабль сопровождения, предъявили ему требования капитуляции, а под конец расстреляли. И всю эту чушь не только съели современники, но и приняли на веру историки последующих веков.  

​

       Подробней об этом infra, а сейчас приведем последний довод, доказывающий, что эпизод в «Завещании» является фальсификацией именно мемуаров Сюлли, черпает информацию исключительно в них, и не опирается ни на какой другой источник, коим мог быть какой-либо утерянный документ. И этот  довод зовется ramberger. Мы уже говорили, что это слово встречается исключительно в «Завещании», а в мемуарах Сюлли упоминается вполне реальный roberge (роберж); также, в записях 1603 г., часто мелькает фамилия посла Испанских Нидерландов графа Арамберга – comte  d’Arambergue. В следующем, 1604 г. он будет замешан в заговоре известного пирата и любовника покойницы Елизаветы Уолтера Рэли против Якова I. В Англию Арамберг прибыл в начале июня 1603 г. При посадке на корабль с ним произошел какой-то казус, мельком упомянутый Сюлли в письме королю от 14 июня[6], написанном накануне выхода из Кале. Безвестный апокрифист поверхностно владел французским, и смешал найденные в тексте фамилию посла d’Arambergue и обозначение корабля roberge, превратив в Ramberger, который якобы атаковал Сюлли на рейде Кале.

 

       Очевидно, что подобный lapsus мог допустить лишь автор, далекий и от деталей французского быта (не знал, что такое роберж), и от политических реалий описываемого периода (спутал корабль с реальным историческим персонажем). Ришельё невозможно обвинить ни в первом, ни тем  более, во втором. Следовательно, кардинал никак не мог продиктовать эту топорную фальсификацию, не говоря уже о том, что он не опустился бы до извращения слов Сюлли при жизни последнего. Плюс, подлог мог ему понадобиться лишь как аргумент в создании военного флота[7], но ко времени написания «Завещания», в последние годы жизни Ришельё, Франция уже обладала сильным флотом, нанесшим поражения испанцам и тем же англичанам.

 

       Теперь, окончательно убедившись, что описание эпизода в «Завещании» – бессовестный апокриф, не имеющий отношения к Ришельё, фальсификация реального события, описанного Сюлли – выясним, кто мог сочинить от имени кардинала этот скверный анекдот. Нет смысла искать в полувековом промежутке, минувшем  до выхода «Завещания»: имманентная черта любого пасквиля – злободневность, создание под сиюминутную цель. Следовательно, поиск начнем с 1688 г., даты первого издания «Политического завещания».

​

       Луи XIV такая фальсификация могла бы понадобиться лишь через год, когда узурпировавший английский трон Вильгельм Оранский объявил войну Франции от имени Англии. А пока Англию возглавлял послушный Версалю Яков II. «В течение всего  периода реставрации Стюартов и при Карле II (1660—1685), и при Якове II (1685—1688) в Европе так и смотрели на Англию, как на вассальную державу, фактически подчиненную требованиям политики французского короля»[8]. Английский король, находясь на дотациях французского, скорее объявил бы войну Соединенным провинциям, чем Франции.

​

       Именно этого опасался Оранский, и апокриф в «Политическом завещании» должен был настроить гордых галлов против островитян. Тем более, что отношения между ними всегда были натянутыми, особенно между торговцами, терпевшими по обе стороны Ла-Манша разного рода ущемления. Издание еще не публиковавшихся бумаг Ришельё с тенденциозными апокрифами в нужных местах было идеальным пропагандистским ходом для Оранжистской партии. С одной стороны сохранялась видимость достоверности, с другой – прорастали зерна сомнений и старых обид между потенциальными союзниками, угрожавшими Нидерландам. Так в Голландии родился анекдот о расстреле английским ботом французского посла на рейде французского порта. Апокрифист был голландцем, или давно покинувшим родину гугенотом, подобно издателю. Отсюда казус с ramberger, и множество других неувязок, которые до сих пор озадачивают историков.

​

       Не следует наивно считать, что Оранский полагался лишь на памфлет. Он активно, самыми разными способами, готовил свержение своего тестя. Тем более буржуазия Англии видела основного противника уже не в Нидерландах, а во Франции, и ее не устраивал король, лояльный французскому суверену. И это помимо  застарелой вражды и вечного страха перед соседом из-за Ла-Манша. Поэтому никто не удивился, когда 5 ноября 1688 г., у Гастингса, некто Джон Черчилль, перешел со всей армией на сторону вторгшегося в Англию статхаудера Нидерландов.

​

_________________

​

[1] Следует отметить, миссия протекала и завершилась удачно. Сюлли встретили в Лондоне салютом в 3 тыс. выстрелов; Яков I подписал с Францией союзный договор (ligue), и не выступал против Франции до самой смерти, несмотря на искренние заигрывания с Испанией.

[2] См.: История США. под. ред. Севостьянова Г. Т. I. М., 1983. с. 17–18.

[3] См.: Английская буржуазная революция XVII века. под. ред. Самойло А. Т. I. М., 1954. с. 112, 141.

[4] Duc de Sully. op. cit. t. I. notice, p. XIV. 

[5] Lettres, instructions diplomatiques et papiers d'État du Cardinal de Richelieu / Publ. Avenel. t. I. P., 1853. p. 91.

[6] Duc de Sully. op. cit. t. I. p. 443.

[7] Тезис, выдвигавшийся сторонниками версии о причастности кардинала к данной фальсификации.

[8] Тарле Е. Очерки истории колониальной политики. М., 1965. с. 282.

​

Ad imum

 

 

            In toto, прояснив природу и суть казуса «от Ришельё», озадачивавшего историков в течение трех столетий, осталось коснуться пары вопросов, связанных с этим апокрифом в «Завещании».

Первый: какие еще реальные события повлияли на сочинителя апокрифа, какие события и факты он, по-своему «переосмыслив», вложил в уста кардинала. Второй: как воспринимали апокриф военно-морские историки Франции, а вслед за ними и исследователи всех прочих стран, и как они описывали и интерпретировали «инцидент Сюлли».  

 

       Начнем с первого. Какова была в целом политическая ситуация на момент посольства маркиза де Рони?   

С трудом добившийся английского престола Стюарт, легитимность которого оспаривали конкуренты, принимал чрезвычайного посла короля Анри Великого, совсем недавно поставившего если не на колени, то на место, сильнейшего монарха Европы – испанского Габсбурга (Вервенский мир 1598). Закончились гражданские войны. Франция приступила ко второму, на сей раз успешному, заселению Канады. Начинался «Великий век» Франции. А в Англии внутренние противоречия приближали ее к революции, тирании Кромвеля и реставрации, после которой английские короли станут марионетками французских.

​

       Короля и его подданных из морских вопросов волновал, в первую очередь, один – вопрос о селедке. Точнее, об акватории вылова сельди в Северном море. Здесь доминировали голландские рыбаки, вылавливающие лучшие сорта сельди у самых берегов Англии. Они считали это своим священным правом, дарованным им Эдуардом III. Тогда, в начале Столетней войны, английскому королю понадобились, как никогда, союз и деньги фламандцев, а расплатился он с ними ничейным морем.

​

       Теперь англичанам следовало подвести базу под отмену неосмотрительного эдикта короля. При приемнике Якова – Карле I, в 1636 г. изворотливый английский юрист, Джон Селден, в споре в споре о сельди, contra голландского коллеги Гуго Гроция, договорился до утверждения о единоличных правах Англии на Северное море и даже Ла-Манш, где рыбаки должны платить налог английскому королю[1]. Наш безвестный апокрифист развил в «Завещании» эту ценную мысль дальше, расширив «права английского короля» на все моря без исключения.           

 

            Далее спор о селедке перерос в тот самый «вопрос о салюте». После реставрации, Карл II, «вдохновленный» идеями Селдена, и другого чудака – Уэлвуда, предъявил претензии на то, чтобы иностранные корабли в «английских» (по Селдену) водах первыми салютовать английским судам[2]. Поскольку, как мы говорили выше, салют часто отдавался приспуском флага, апокрифист экстраполировал этот момент, попутно исказив, на «инцидент Сюлли».

​

       Луи XIV в 1662 г. одним из «актов величия» (Actes de Grandeur[3]) устанавливает порядок салютов, по которому французские корабли в «британских» водах не будут первыми салютовать английским судам. Более того, воды Бискайского залива – от м. Финистере, и Средиземного моря от – Гибралтара, объявляются французскими, в которых все иностранные корабли, включая английские, обязаны отдавать французским первый салют[4].  Из Лондона раздались злобные возгласы, в ответ на которые Луи XIV написал своему «брату», английскому королю, гневное письмо, в котором недвусмысленно выразил свое мнение по поводу подобных заявлений. В итоге, в 1667 г., пришли к решению, что корабли обеих наций салютуют одновременно или расходиться вовсе без салюта[5]. 

​

       И здесь безвестный апокрифист не остался в стороне, сочинив на основе вышеописанных событий, от имени не заставшего их кардинала, очередной совет королю: «Мы можем согласиться на то, что французские корабли при встрече с английскими у их берега будут приспускать флаг первыми, при условии, что англичане у французских берегов будут оказывать французским кораблям такие же почести. Когда флоты Англии и Франции встретятся вдали от своих берегов, то вовсе будут обходиться без церемоний»[6].

 

       Как видим, «совет» в точности повторяет события, уже произошедшие на момент создания апокрифа, и еще не случившиеся при жизни кардинала. У Ришельё попросту не было фактических оснований для подобных рассуждений и выводов. Он, возможно, мог знать о бредовых идеях Селдена, но уж точно никак не о будущих решениях Луи Великого.    

​

       Осталось сказать пару слов о влиянии данного казуса на историков и данной ему оценке. Лякур-Гайе в «Военно-морском флоте Франции» почти дословно повторил анекдот из «Завещания». Поскольку он был знаком и с версией Сюлли, то оставил посла на английском корабле, обстреляв только де Вика, а в сноске отметил, что мемуары Сюлли дают иное описание события[7]. Подобный приоритет объясняется общим характером популярно направленной работы, как и у Мэхэна, не предполагающей тщательного изучения деталей в угоду компилятивному подходу. А поскольку «Завещание» более широко известно, благодаря личности автора, то и выбор очевиден. Тем более, такая подача событий отвечала близкому автору тезису о необходимости Франции иметь сильный флот, чтобы впредь избегать подобного афронта.

​

       О. Труд в своей работе «Морские сражения Франции», напротив, не доверяет  апокрифу из «Завещания» и даже не упоминает его. Он резонно придерживается рассказа Сюлли, включая версию о том, что англичане могли потопить корабль де Вика[8]. Несомненно, автор глубже изучил проблему, и заметил все вышеозначенные несоответствия в ложной версии эпизода из «Завещания». Что до более детального исследования самой сути «спуска флага», то он не стал углублять внимание читателя в детали, связанные с трауром или очередностью салюта, поскольку также, как большинство коллег его времени, разделял тезис о необходимости иметь сильный флот, и легкая недосказанность рисовала желаемую картину. Тем более упомянуты и более наглядные примеры, вроде отказа герцога Тосканского вернуть отбитый им у гугенотов замок Иф королю Франции[9]. По сути, то был вопрос награды – герцог считал себя вправе рассчитывать на гонорар за проделанную работу. Замок он, разумеется, вернул, а награду получил позже – выдал замуж за Анри IV свою племянницу, Марию Медичи. Задержку с возвратом замка он объяснил вероятностью его захвата испанцами, поскольку на тот момент у Франции не было галерного флота, равно как и парусного.

  

       Здесь  мы возвращаемся к бесспорному тезису о необходимости тогда для Франции обладать сильным флотом, доказывать который, тем не менее, стоило с соблюдением ученой этики, без передергивания фактов и пересказа анекдотов из апокрифов.

 

       Это небольшое расследование мы провели для современного читателя, дабы он не путался, подобно Мэхэну, в ловушках прошлого, расставленных в свое время для конкретных целей, а теперь мешающих отделять зерна от плевел, и апологирующих очередной английский миф.

 

____________________     

 

[1] См.: Английская буржуазная революция XVII века… с. 123.

[2] См.: Дешод Э. Людовик XIV. М., 2011. с. 139.

[3] Ряд политических демаршей Луи XIV, направленных на укрепление международного авторитета Франции.

[4] См.: Блюш Ф. Людовик XIV. М., 1998. с. 272.  

[5] См.: Дешод Э. op. cit. с. 140.

[6] Testament politique d'Armand du Plessis… p. 119–120.

[7] См.: Lacour-Gayet G. op. cit. p. 2–3.

[8] См.: Troude O. Batailles navales de la France. t. I. P., 1867. p. 77.

[9] Ibid.

​​

​

Библиография

 

 

Documents relatifs à la Marine Normande / Publ. C. et P. Bréard. Rouen, 1889.

Duc de Sully. Mémoires des sages et royales Œconomies d'Estat // Nouvelle collection des mémoires pour servir à l'histoire de France / Publ. Michaud et Poujoulat. t. II. P., 1837.  

Marbault. Remarques sur Les Mémoires des sages et royales Œconomies d'Estat // Nouvelle collection des mémoires pour servir à l'histoire de France / Publ. Michaud et Poujoulat. t. III. P., 1837.

Mémoires du cardinal de Richelieu / Publ. M. de Courcel, Paris, 1908–1931. 10 vol.

Lacour-Gayet G. La marine militaire de la France. t. I. P., 1911.

Lettres, instructions diplomatiques et papiers d'État du Cardinal de Richelieu / Publ. Avenel. t. I. P., 1853.

Maximes d'etat, ou Testament politique d'Armand du Plessis, cardinal duc de Richelieu. Paris, 1764.

Testament politique d'Armand du Plessis, cardinal duc de Richelieu. P. II. Amsterdam, 1688.

Troude O. Batailles navales de la France. t. I. P., 1867.

Legrand P. К вопросу англо-французского противостояния на море. Период Республики и Империи. 2016.

Английская буржуазная революция XVII века. под. ред. Самойло А. Т. I. М., 1954.

Блюш Ф. Людовик XIV. М., 1998.

Вольтер. Эстетика. М., 1974.

Дешод Э. Людовик XIV. М., 2011.

История США. под. ред. Севостьянова Г. Т. I. М., 1983.

Мэхэн А. Влияние морской силы на историю 1660–1786. Спб., 1896.

Ришельё А. Политическое завещание, или Принципы управления государством. М., 2008.

Танстолл Б. Морская война в век паруса. М., 2005.

Тарле Е. Очерки истории колониальной политики. М., 1965. 

​

 

 © Pierre Legrand | Пьер Легран, 2016

​

​

​

​